Солистка группы De Phazz о впечатлениях от России
— В Москве есть люди, дети которых родились в результате прослушивания вашей музыки: De Phazz был очень популярен в начале нулевых, когда вышел альбом Death by Chocolate.
— (Cмеется.) Это прекрасно. Вообще этот альбом нравится всем, кроме моего экс-бойфренда. Он иногда говорит мне, что его новая девушка хочет слушать De Phazz, а он немного огорчается.
— Проекту уже почти двадцать лет. Это же очень много. Как это вообще работает? Что заставляет вас вставать каждый день, приходить в студию, выходить на сцену?
— Во-первых, это моя работа. Я сама ее выбрала, и она лучшая на свете. В начале я не была уверена, что у меня это получится так зарабатывать деньги, и сейчас я опять сомневаюсь, потому что бизнес очень сильно поменялся.
Но вообще это лучшая работа на свете.
Чем еще мне заниматься?
— В любой работе, даже в самой лучшей, наступает момент, когда у тебя плохое настроение, или депрессия, или простуда, или просто не очень хочется вылезать из постели.
— У меня просто: я заболеваю или у меня начинается депрессия, если я недостаточно работаю. Я же полирую свое эго. Я выхожу на сцену – и люди мной, чаще всего, восхищаются. Кроме того, пение – это в принципе очень здоровая штука. Ты много дышишь, позволяешь энергии течь через свое тело. Я не очень хорошо себя чувствую, когда недостаточно работаю. Мы маловато работали в этом году, так что у меня были какие-то странные смешные болезни, и никто не мог мне сказать, что это такое.
А вот работа есть – и я уже как маленькая цирковая лошадь, скачу по кругу и счастливо ржу. Мне правда нужны аплодисменты, путешествия, возбуждение, восхищенные взгляды. Просто для здоровья.
— Вы сказали, что вы не очень много работали, но вы представляете уже второй альбом в этом году.
— У нас рекорд-компания все перепутала. Мы захотели вывести проект на новый уровень, когда обнаружили, что электроника, особенно в Германии, потеряла популярность. Люди говорят: «ну ладно, они же не вживую играют, вон у них сколько компьютеров на сцене». И мы решили попробовать играть с живым джазовым комбо.
Мы так уже выступали в Москве в прошлом году, без компьютера. И сделали виниловую пластинку с этой программой. Проблема в том, что производители винила очень сильно опоздали — у них было столько заказов, что нас поставили в очередь. Понимаете, винилы опять в моде, и не хватает производителей; пластинка вышла почти на год позже, чем надо было, мы не смогли продавать ее в туре, уже начали работать над новым альбомом, а с тем пришлось подождать… короче, тут все уже запутались.
— А насколько важно, с точки зрения денег, продавать пластинки в туре?
— Нет, пластинки должны быть в магазинах во время гастролей. Мы иногда продаем диски с лотка, но не всегда, потому что мы обычно летаем рейсами из разных краев Германии, и возить с собой еще и товары на продажу очень трудно. Но обычно, когда у тебя концерт, хозяева клуба хотят, чтобы продукт был в магазине или по крайней мере продавался онлайн. Сейчас альбом – это как визитка. Ты говоришь «Окей, мы сделали новый альбом, хотите на концерт – приходите».
— А раньше все было наоборот, выходил альбом, который рекламировался концертами.
— Да, и это было прекрасно, мы тратили полгода на производство нового альбома и полгода на туры, а теперь приходится делать все одновременно.
— И вы в два раза больше времени проводите на гастролях. Кстати, а как вы справляетесь с этим, это же очень трудно — каждый день на новом месте, бесконечные поезда и самолеты.
Мне важно, чтобы у меня в отеле была ванна. Даже если я в отеле всего несколько часов, мне очень важно провести часть этого времени в воде. Мое маленькое мини-спа. Провести там хотя бы несколько ме… минут.
Еще я всегда вожу с собой свой чайник, я сама себе готовлю чай в номере. В туре я ем только веганскую еду. Вот и все, пожалуй, времени на физкультуру не остается, разве что бег по аэропорту.
— А как это все влияет на отношения? Как ваш партнер мирится с вашими гастролями?
— Он на самом деле рад, когда я отправляюсь в тур, потому что я это люблю и вообще довольна. Ему гораздо труднее терпеть меня между гастролями, когда я сижу на диване и ною, что я никому не нужна.
— Но есть разница между «уехала ненадолго» и мировым туром, которые продолжается много месяцев.
— Да что вы, такого уже не было несколько лет. В Западной Европе наша звезда несколько закатилась. Те, кто были нашими фанатами, заняты теперь детьми, молодежь на Западе нас не очень слушает. В России дела лучше, к нам подходят люди и говорят «о, я слушал вашу музыку, когда мне было пять лет, мама ее ставила и мы танцевали». Люди, которым 22, 23; это потрясающе. А в Европе нас подзабыли. Поэтому мы так любим ездить в Россию, тут много фанатов.
— А как выглядит типичный тур? Россия, Украина?
— Мы еще поедем в Латвию и... да, Литву, в Венгрию, там тоже нас любят. Мы пытаемся вернуться в Западную Европу, может быть, если людям понравится альбом, нас опять полюбят. Мы немного ездим по Германии. Сейчас обсуждается наши гастроли на Кубе. В прошлом году была Бразилия. Но прорваться теперь трудно, музыка, которую мы делаем – необычная, ее не ставят на радио, нас никто не знает. Если не искать специально в интернете, то вообще не понятно, как нас найти.
— А какие еще есть каналы, кроме радио? Рекомендательные сервисы в интернете?
— Есть Spotify, который нам не очень подходит, но вообще это отличное место для поиска новой музыки. Там очень много музыки, это очень хорошо организовано с точки зрения клиента и не очень дорого. Но для музыканта это все не очень подходит — они тратят много денег на сам сервис и рекламу, и на контент остается совсем немного.
А еще хуже с видеосервисами. Издатели и музыканты сейчас борются с ними, потому что YouTube, например, не считает нужным платить: они говорят, что они просто платформа, куда люди просто выкладывают свой контент, а они ответственности за это не несут. Это все очень серьезно, понимаете? После того, как CD ушли с рынка, а потоковое аудио начало вытеснять покупки музыки в интернете, группам стало очень сложно выжить.
Раньше мы зарабатывали по шесть или семь евро на каждом диске. Сейчас люди покупают песни, и если песня стоит, допустим, 1,29 центов на iTunes, группа получает примерно 10 центов. Можете себе представить, как на это содержать коллектив?
— А как вы ваше благосостояние сейчас можете описать? Во времена альбома Death by Chocolate вы неплохо зарабатывали. А сейчас?
— Нам приходится очень много играть, я выступаю с другими группами, работаю над соло-альбомом. Стало гораздо труднее, но надо надеяться на лучшее, потому что другого выбора нет. Например, на то, чтобы повезло с рекламой. Если рекламная компания попросит песню для ролика – это всегда неплохие деньги.
— А как насчет кино? У вас очень кинематографичная музыка.
— Иногда мы такое делаем музыку для кино, но за это не очень много платят. Другое дело, что это работает как реклама: кто-нибудь услышит песню на саундтреке, скажет «о, мне нравится эта группа» и пойдет на iTunes. Еще раньше были компиляции, Hotel Costes, Buddha Bar — это тоже приносило деньги. Но сейчас этого не существует. Так что приходится все время ездить на гастроли. У нас раньше доходы были пятьдесят на пятьдесят, а сейчас хорошо если 25% от продаж музыки, 75% от гастролей.
Мы тут недавно играли на частной вечеринке в Монако и разговорились с парнем, который забирал нас в аэропорту. Узнав, что мы из De Phazz, он сказал, что он диджей из Re:jazz, мы выпускались вместе на разных сборниках.
Он рассказал, что, работая водителем в Южной Франции, он зарабатывает больше, чем музыкой.
— Мрачная история.
— Да уж. Но они еще работают, записывают альбом. А он летом он зарабатывает в Южной Франции, работая водителем. Кто-то преподает. Я этим тоже занимаюсь, хоть и не очень это люблю, я не уверена в себе, у меня нет классического музыкального образования, я не играю на музыкальных инструментах. Но я могу научить выступать. Многие студенты очень талантливы, но не готовы к сцене. Все еще стесняются, очень застенчивы, а я их учу накачать свое эго и спеть так, чтоб все закачались.
